А какие у тебя, кроме отца, с мужчинами складывались отношения? Дружбы, учительства, вражды, - чего было больше?
У меня было несколько учителей-мастеров. Таким для меня был мой редактор Ежи Гедройц, который в Париже издавал журнал «Культура». Он был из литовской аристократии. После его смерти этот журнал перестал выходить. Это был, наверное, мой первый такой учитель, мастер, который меня сделал писателем. Он - огородник польской литературы. Я был самый молодой из его огорода, последний его корреспондент.
Вторым таким моим учителем, который очень сильно повлиял на мою жизнь и в какой-то мере способствовал моей личности, был монах, отец Герман. Я до встречи с ним все время бежал. Я был журналистом, военным корреспондентом. Война, Берлин, стена, Штаты, наша "Солидарность", тюрьма, подполье. А когда я его встретил, он меня остановил.
А как ты попал на Соловки?
Это была случайность, хотя ничего случайного нет. Было так, что я ехал до Архангельска, и в одной из деревней Вологодской области в бане познакомился с директором какого-то спортивного комплекса в Архангельске. Потом, когда я был на войне в Абхазии и решил, что я хочу уже бросить юг, войну и найти как бы успокоение, я вспомнил о нём. Я хотел приехать к нему на 2-3 дня, думая, что север меня успокоит. А он меня позвал на Соловки на 3 дня.
Когда я сошел с корабля утром, то увидел обалденную осень. Осень на Соловках яркая, как пожар. Непонятно, где явь, а где отражение, все видишь двойным. Я понял сразу, что хочу там остаться, что тут я найду ключ к России. Я хотел написать книгу о России, о распаде Советского Союза. Ездил по стране и соседним территориям: Питер, Таллин, Харьков, Казахстан, Бурятия. Ездил, ездил, ездил. И чем больше я ездил, тем меньше я видел эту Россию. Как её ухватить в одной книге, в одной руке? Много культур, много этого богатства: буддизм, ламаизм...Думая об этом, я попал на Соловки. С одной стороны, меня Соловки очень заворожили. Я попал в православную прелесть, в грех прелести. А с другой стороны, понял, что Соловки как линза, через которую я могу всю Россию почувствовать. И потому я остался.
Мы тогда приехали вместе с Вероникой. Вернулись в Москву на три дня, чтобы взять кота и книги. Через три дня уже вернулись сюда на девять лет.
Я встретил на Соловках отца Германа, который мне открыл простую истину — оставаясь на месте можно уйти дальше, чем когда бежишь по миру.
Ну, короче говоря, я вошёл в литературу, в славянский язык, в исихазм. Читал житие Антония Великого и много всего другого. Соблюдал жесткий пост. Сначала отец Герман подсказывал мне, что читать, потом я уже сам.
Я помню, как-то раз, когда-то мы зимой выходили вместе из храма после ночной службы и шли по льду через мостик между монастырем и Святым озером, отец Герман попросил меня рассказать о «Солидарности». В этот момент я споткнулся, а он поддержал. Говорит: " Ну, видишь, Мар, бывает, что надо упасть, чтобы понять". Великолепно! Я понял, что надо было войти в эту ерунду под названием "Солидарность», чтобы упасть.
На Соловках я через письма познакомился со вторым своим мастером — Ежи Гедройцем. Он предложил мне стать сотрудником “Культуры”. Я тогда уже знал, что буду писать книгу.