У «невозможного» корень – «возможное

«АркА» продолжает проект «Мастерская». Сейчас мы в гостях у художника Натальи Егоровой.

Текст: Мария Шамраева, фото: М.Никитин
Наталья Егорова – график, медиа-художник, серьезно занимающийся исследованием мира вещей и мира идей. Она сама себя называет фундаменталистом, стремящемся к предельному выражению (цвета, мысли, концепции). С помощью художественных и научных методов она создает построения, которые связаны с глобальными понятиями природы, человека, мироздания.

Одним из самых известных междисциплинарных проектов Натальи Егоровой, который она создавала в течение 7 лет вместе с Сергеем Симоновым, ученым-орнитологом, и техническими специалистами Даниилом Бакалиным и Романом Кукошем, называется «Марсий». «Марсий» — это масштабная реконструкция вокального органа птицы (сиринкса), способного к полифонии. Также, художественными методами, Наталья исследовала свойства пилоэрекции (появления мурашек на коже), а сейчас работает над новым проектом. Об этом, в основном, мы и разговариваем.
Наталья Егорова, фото: М.Никитин
Про «Марсий»

Проект «Марсий» мы отложили на какое-то время. Мы его делали 7 лет, показали на орнитологическом конгрессе. Это было удивительно, что ученые пустили нас к себе, чтобы показать результат. «Марсий» работал, Сережа Симонов (ученый–орнитолог из КарНЦ РАН, - прим. ред.) водил экскурсии и рассказывал, как устроен сиринкс, голосовой орган птиц. Потом мы решили уменьшить размеры «Марсия», создавать совсем маленький сиринкс, но поняли, что нам нужен переход на другой уровень проекта, чтобы получить такое звучание, какое нам нужно, приблизится к человеческой речи. Поэтому мы приостановили этот проект. Дальше уже это - нанотехнологии, всё должно быть совсем маленькое, и нам не хватает скорости срабатывания. Сейчас это 35 миллисекунд, это, вроде бы, очень много, но даже этого не хватает, чтобы добиться настоящего подобия звучания птиц. Мы нащупали некий потолок.

Сейчас части «Марсия» хранятся у создателей, у меня - самое тяжелое: вся гидравлика, насосы, компрессор и часть электроники. Это сложное устройство - там 12 мышц с 24 манипуляторами мышц - просто космос! До сих пор не понимаю, как мы это все сотворили. Сейчас мы сделали паузу. За 7 лет все, конечно, измучились вусмерть. Сейчас я начала делать новый Art&Science проект. Начало не научное и не техническое, а через печатную графику.
Про «Меланиновый дом»

Новый проект называется «Меланиновый дом». Мы планируем сделать его с Сашей Терентьевой, она архитектор, училась в Мельбурне. Это будет дом, поверхность которого покрыта контуром с меланинсодержащими микромицетами. Это такие плесневые грибы, которые способны расти в сторону источника радиации. Существует гипотеза, что они способны использовать энергию радиации для своего роста. Таким образом, эти меланинсодержащие микромицеты, по гипотезе, могут быть оболочкой дома, которая защитит человека от радиации. На самом деле наши жилища очень уязвимы - они нас защищают от каких-то крупных врагов, хищников, но не от радиации. Меланинсодержащие микромицеты выглядят как черная плесень, очень красивая, способная разветвляться. Известно, что одним из немногих организмов, способных выжить внутри чернобыльского реактора, являются меланинсодержащие грибы. Они изменились под действием радиации и научились выживать, в казалось бы токсичных для всего живого, условиях.
офорт из серии «Гранатовый сад», фото: М.Никитин
Я уже обращалась к трем ученым. Беда нашего проекта в том, что исследования, предполагаемые в проекте, сопряжены с источниками радиации и работе в лабораториях, доступа к которым у художника нет - уровень опасности очень высокий, на работу с грибом Cladosporium sphaerospermum Penz., как патогеном высших растений, в России имеют разрешение буквально единичные лаборатории. Мы будем все равно продолжать проект, ведь у «невозможного» корень – «возможное». Меня точно ничего не остановит, и Саша тоже очень заинтересована в этом проекте.
Мне интересна архитектоника черного, построение черного.
Про чёрный цвет

Поверхность офорта невероятно бархатная, черная. Когда я изучала информацию, связанную с меланинсодержащими микромицетами, я увидела, что их поверхность - бархатисто-черная, так мне сразу представился образ дома с поверхностью, покрытием, как в офорте. Однажды я делала офорт «Гранатовый сад», там была история из букв, которая перерастала в маленький мадригал Лорки, далее перерастало в ощущение сада и уходило в черное. И один из последних отпечатков был очень бархатным, невероятно черным. Мне интересна архитектоника черного, построение черного.
Моя задача - создать глубину черного не через покрытие, а через организацию внутреннего пространства этого черного, через архитектонику, абрис этой формы является точкой сопряжения формы (черного) и контрформы (белого).
в мастерской Натальи, фото: М.Никитин
В трактате Платона «Тимей», например, белый цвет – это разлетающийся хаос, все элементы стремятся разлететься, а черный стягивает всё (в том числе, взгляд) внутрь, черный - это глубина. В то же время, черные фигуры всегда стремятся быть плоскостью, а я работаю над тем, чтобы черный стал пространством, как черная дыра, которая втягивает всё в себя. Я хочу выгравировать черный цвет, а затем напечатать его так, чтобы плоскость уходила в глубину, в саму материю, которая структурирована архитектоникой этих форм.

Поверхность офорта невероятно бархатная, черная.
Когда сморишь отпечаток на просвет, этот черный делается все глубже и глубже. Однажды художник Аркадий Морозов сказал мне, что ему понравился черный цвет, который я сделала. Одно дело – штрих, это не так сложно, другое - сплошная черная плоскость большого размера, выполненная в техниках глубокой печати. Приходится гравировать неделями, как лессировка, многослойная гравировка, – одного слоя недостаточно (будет серый цвет), поэтому гравирую второй, третий… Может доходить до шести и даже восьми слоев гравировки. И только тогда появляется вот это ощущение глубины, втянутости в пространство.

Сейчас я перестала травить медь и перестала гравировать - у меня очень сильная аллергия, но медь я обожаю.

 «К зрителю я абсолютно безжалостна, меня не очень интересует его мнение».

В этой серии у меня 135 работ, часть выставлялась на выставке «Гранатовый сад» в медиацентре «Выход». Когда все уже вытравлено, то черный становится просто краской.

Всю проблематику, все математические формулы, исследования я пытаюсь упаковать в форму графического высказывания, чтобы дальше, во время художественного исследования темы, мне было проще взаимодействовать с учеными. Научное знание, упакованное в форму художественного высказывания, не становится проще, но дает мне ресурс для того, чтобы я могла рассуждать об этом на более глубоких уровнях, вместе с учеными.

Про зрителя

К зрителю я абсолютно безжалостна, меня не очень интересует его мнение. Я не садист, но я уверена в том, что нужно со всей ответственностью делать то, что ты делаешь, а нравится это зрителю или не нравится, - это вообще не проблема художника. Это проблема зрителя, который подготовлен или не подготовлен. Его взгляд на жизнь может не совпадать с твоим. Я всегда ориентируюсь на одного-двух людей.
нанесение краски, фото: М.Никитин
Про сложность и простоту искусства

Одновременно идут два разнонаправленных процесса. Один - на усложнение (научной составляющей, материалов, технологий), потому что художник не может не усложнятся, живя под колпаком. Иначе получаются очень смешные истории. Например, мне говорят, что стволы деревьев нужно рисовать черными, а снег белым. Я говорю: «Почему?» А потому, что стволы черные, а снег белый. Почему? Нет цвета объекта, есть его поверхность, способная поглощать электромагнитные волны определённой длины из диапазона видимого света, отражая остальные, и далее, мы (человеческие существа) её воспринимаем как окрашенную в какой-либо цвет в зависимости от времени суток, состояния световоздушной среды, устройства нашего глаза, нашей психики, и так далее.

Сейчас никто не готов ждать результат художественного проекта семь лет
Это сложно устроенная система. И получается, что, когда человек находится под колпаком и не соразвивается вместе с технологиями, с движением мысли, с философией, с литературой - получаются такие вот казусы. Вроде бы цвет - это специфика художника, он должен знать о нем многое, но он идет вразрез с объективными данными. Поэтому так важно все, с чем соприкасаешься, изучать.

Я - фундаменталист, мне надо вникнуть в суть дела

Я - фундаменталист, мне надо вникнуть в суть дела
Одновременно есть движение и в сторону упрощения. На создание произведений искусства сейчас дается очень мало времени. Если бы мы сделали «Марсия» за 2 года, это была бы другая история. Сейчас никто не готов ждать результат художественного проекта семь лет. Сейчас время коротких проектов, которые должны выпекаться быстро. И, чтобы быть успешным в наше время, ты не можешь тратить столько времени на проект. Но я так не могу, я - фундаменталист, мне надо вникнуть в суть дела.
гравирование, фото: М.Никитин
Про баланс

Можно искать баланс в другом, если не ставить себе задачи быть успешным и зарабатывать на искусстве. Это честная позиция для провинциального художника.
Существует и такой взгляд – если это не продается, то это ничего не стоит. Мне ближе другой пласт рассуждений: я не могу финансовые вопросы подпустить к своим работам, я не могу строить карьеру через продажи, благосостояние и так далее, мне нужно, чтобы было качество, которое устроит меня как художника. Возможно, его оценят один или двое зрителей, не больше, но для меня это нормально, меня это абсолютно устраивает.

В какой-то момент мне даже приходилось растворять старые краски.

В какой-то момент мне даже приходилось растворять старые краски.
Проекты образовательные, дизайнерские, в которые я погружаюсь для того, чтобы обеспечивать себя, существуют отдельно. Когда я погружаюсь в большой творческий проект, всё отступает на задний план, так как надо гравировать, печатать постоянно. Процесс печати на офортном станке – это прежде всего баланс. Изображение на пластине - сплошная зернистая поверхность, у офортной краски - определенный состав, который должен взаимодействовать и с краской и с влажной бумагой. Я использую очень тонкую бумагу, с ней очень много сложностей, у меня ушло очень много времени на то, чтобы подобрать состав к бумаге и пластинам, сбалансировать давление вала, процесс вращения, который должен быть непрерывным, иначе на бумаге будет полоса. Когда под давлением вала в офортном станке идет пластина, все надо сделать на одном дыхании. С краской сейчас тоже были проблемы, производители уходили из России. В какой-то момент мне даже приходилось растворять старые краски. Меня спасло то, что у меня были старые цветные офортные краски, а я не делаю цветной офорт. Я смешивала 3 – 4 краски и получала черную. Ну, и сама работа тяжелая: три раза прокатываешь пластину и потом уже просто отползаешь от станка. Момент печати - это квинтэссенция всех усилий.
Наталья Егорова, пленка, мультиэкспозиция, фото: М.Никитин
Снова про чёрный

Есть социологическая и психологическая проблема восприятия черного. Большинство людей черный воспринимается как что-то, связанное со скорбью, с трауром, со смертью. Мне интересно работать со зрителем и в этом ключе. Часто на выставках графики, офорта даже профессиональные искусствоведы и кураторы говорят, что черный - это слишком мрачно. Это странно слышать. Разве чёрно-белая фотография - это мрачно? Не эффективно рассуждать о черно-белом мире с позиций полноцветного. В черно-белом мире графики, фотографии, кино может быть гораздо больше цветовых нюансов, чем об этом принято думать.. Графика, думаю, стремится к абсолюту, к некой аскезе, к предельному выражению. Кажется интересной задача дойти до этого предельного выражения.


События
Made on
Tilda