Некогда наш друг, радиожурналист Роланд Гусев придумал название для передачи по аналогии с книжной серией «Жизнь замечательных людей» («ЖЗЛ»). Радиопередача называлась «Жизнь замечательных книг», и мы успели записать девять рассказов на самые разные темы – от рукописей и начала книгопечатания до прижизненных изданий Пушкина в фонде Национальной библиотеки Республики Карелия (кстати, их можно послушать и сейчас, все они выложены на сайте библиотеки). Мне это название понравилось еще и потому, что я люблю рассказывать об отдельных книгах – интересных изданиях или экземплярах, но в обзоре литературы или даже в радиопередаче это практически невозможно. Зато под «Аркой» найдется место и для одной книги, тем более что она на самом деле замечательная.

В начале 1990-х годов я пришла работать в Сектор редких книг, который только-только был создан в Национальной библиотеке, а в скором времени нам передали из Отдела литературы на иностранных языках экземпляры зарубежных изданий XVI, XVII и XVIII веков: решили, что теперь они будут храниться у нас. Какие это были замечательные книги! «Regole generali di architettura…» (то есть «Общие правила архитектуры»), написанные уроженцем Болоньи, архитектором Себастьяно Серлио и изданные в Венеции в 1544 году (и по сей день это самое старое издание в фонде библиотеки), напечатанные в Нидерландах в типографии Эльзевиров сочинения Горация и Овидия (1612 и 1661 гг.), огромный том «Описание Китайской империи», составленный иезуитом Афанасием Кирхером (у нас амстердамское издание 1670 года), и крохотные словари…

Среди всего этого великолепия особо выделялись два тома «Медной Библии». Они были большого формата, в одинаковых переплетах из светлой тонкой кожи, сплошь покрытой на обеих крышках и корешке золотым тиснением. Конечно, сразу же захотелось узнать, почему же она медная? Издание на самом деле называлось «Kupfer-Bibel» (по-немецки «Медная Библия»), но далее на титульном листе следовало разъяснение: содержанием трактата была «Physica sacra», то есть «Священное естествознание» (в то время понятие «физика» было шире и вбирало в себя и другие естественные науки). Автор – швейцарский натуралист Иоганн Яков Шёйхцер (1672 – 1733) – ставил перед собой амбициозную цель: подробно объяснить все явления природы, упоминаемые в Священном Писании. Даже по самым скромным подсчетам подобных явлений получалось немало: взять хотя бы семь дней творения – отделение света от тьмы, создание неба и земли, сотворение растений и животных. А казни египетские? А Всемирный потоп?

Шёхцер полагал, что Ветхий Завет может стать богатейшим источником сведений о ранней истории Земли, и неудивительно, что его трактат растянулся на четыре больших тома, изданных на склоне жизни автора и после его смерти в немецком издательском центре Аугсбурге в 1731-1735 годах.

Понятно, почему в названии книги упоминается Библия, но почему она медная? Оказалось, что к каждому из томов прилагалось огромное количество иллюстраций-гравюр, которые печатались с медных пластин. Всего во всех четырех томах их предполагалось разместить 750 (о чем есть указание на титульных листах), но фактически их было еще больше, так как некоторые номера повторялись дважды. Все рисунки для издания были сделаны одним человеком – швейцарским художником Иоганном Мельхиором Фюссли (1677 – 1736), но в изготовлении на их основе гравюр были задействованы многие художники (часть иллюстраций подписаны именем нюрнбергского гравера XVIII века Георга Даниэля Хойманна).

В начале первого тома размещены две гравюры – портрет автора и так называемый фронтиспис, лист с аллегорической иллюстрацией, на которой над всеми науками и искусствами парит фигура Благочестия. Шёйхцер ни в коем случае не отрицал существования Бога, высшей силы, наоборот, он стремился доказать ее присутствие в мире на основании неопровержимых доказательств, добытых с помощью таких наук, как физика, медицина, естествознание.

К сожалению, читать книгу, напечатанную на старонемецком языке готическим шрифтом, не каждому по силам, остается лишь рассматривать иллюстрации. В «Медной Библии» все они подписаны, в частности обязательно указывается сокращенное название библейской книги на латыни, а затем номер главы и стиха, к тексту которого эта иллюстрация относится. Так, например, иллюстрация с изображением грехопадения Адама и Евы подписана «Serpens seductor» («Змей-искуситель»), и тут же указано то место в Библии, которое иллюстрирует гравюра: «Genesis» («Бытие»), глава 3, стих 1. Теперь уже не составит труда открыть любое издание Библии и прочитать в русском переводе начало третьей главы книги Бытия: «Змей был хитрее всех зверей полевых, которых создал Господь Бог» и т.д.

Некоторые вклейки так велики, что их приходится складывать несколько раз до формата книги. Особенно из таких больших нам нравится иллюстрация к 15-му стиху главы шестой «Бытия», на которой выгравированы тщательно рассчитанные планы Ноева ковчега – разрезы по горизонтали и вертикали, вид сбоку (может быть, потому и нравится, что «ковчег» на латыни называется «arca»?). Хоть сейчас строй и плыви!

А вот Лотова жена, которая ослушалась запрета, оглянулась и превратилась в соляной столп (иллюстрация так и называется «Statua salis»). Разве над этим явлением не стоит поразмышлять естествоиспытателю?

В книге есть множество зарисовок окаменелостей, очевидно, из личной коллекции автора. Якоб Шейхцер известен как палеонтолог, всю жизнь изучавший ископаемую флору и фауну Швейцарии. Он стоял на позициях делювианизма, то есть полагал, что странные существа, останки которых находятся в виде окаменелостей, вероятно, погибли во время Всемирного потопа. Он даже нашел и описал окаменелый скелет человека (так он думал), свидетеля потопа, и назвал его Homo deluvii testis, и только уже после его смерти в начале XIX века французский натуралист Жорж Кювье опроверг эти выводы, опознав в образце скелет крупной доисторической саламандры (он так и назвал это животное «саламандрой Шейхцера»).

Однако больше всего меня поразила иллюстрация к 25-му стиху 25-й же главы «Бытия». Она иллюстрирует библейскую историю о сыновьях-близнецах, родившихся у Исаака и Ревекки. На картинке изображен «Esauus villosus», первенец Исав, «красный весь, как кожа, косматый», но рядом с ним скромно притулился вовсе не его хитрый брат Иаков, обманувший простодушного Исава и купивший у него право первородства за чечевичную похлебку, нет! Рядом с косматым силачом сидит обезьяна, всем своим видом намекая на свое сходство с человеком, и это тем более удивительно, что в 1731 году, когда вышел из печати первый том «Медной Библии», еще не родились ни Дарвин, с именем которого мы традиционно связываем теорию антропогенеза, ни Ламарк (ему принадлежит доказанная Дарвином гипотеза о происхождении человека от обезьяны). Труд Шёйхцера отделяет от дарвиновского «Происхождения человека…» 140 лет!

Можно долго говорить о необыкновенных иллюстрациях к «Медной Библии», но вы лучше приходите сами посмотреть на них.

Часто задают нам вопрос: а как эти два тома попали в библиотеку? Сразу обращает на себя внимание совершенно идентичный переплет обеих книг (у нас, к сожалению, есть лишь два первых тома «Kupfer-Bibel»). На верхней крышке вытиснен герб: на щите, увенчанном дворянским шлемом с короной и обрамленном изображением воинских трофеев (знамена, штыки и т.д.), мы видим два скрещенных меча, а в их перекрестии – четыре розы. Щит заштрихован вертикальными линиями, что в геральдике, как известно, обозначает красный цвет. В центре нижней крышки каждого тома с трудом различим небольшой вензель – буквы «N» и «S». Подобное тиснение на переплете, так или иначе указывающее на владельца книги, называется суперэкслибрисом (в отличие от экслибриса – бумажной наклейки, чаще всего помещаемой на форзаце экземпляра). Дополнительной подсказкой стали одинаковые владельческие надписи: в начале каждого тома старинным почерком выведено «Сия книга Маланьи Сумороковой принадлежит», а дальше «входящие» номера (№№ 414 и 415) «в библиотеку Н.С.» (книги стояли в четвертом шкафу под номерами 21 и 22).

Не составляет никакого труда проверить, что герб на самом деле принадлежит русскому дворянскому роду Сумароковых. Очевидно, первым владельцем книг был Сумароков, имя которого начиналось с буквы «Н» (вспомним вензель на нижней крышке).

Сложность, однако, заключалась в том, что Сумароковы – очень многочисленный род, и его представителей, чье имя начиналось с буквы «Н», в XVIII веке также было немало. Многие из них воевали, участвовали в различных военных кампаниях, поэтому военные трофеи на гербе хотя и задавали дальнейшее направление поисков (они не являются непосредственными атрибутами самого герба), но явно требовали более детального изучения и дополнительных познаний. Тогда мы обратились к Петру Александровичу Дружинину, специалисту по русскому геральдическому суперэкслибрису. К счастью, наш суперэкслибрис уже был ему знаком по экземпляру Государственной публичной исторической библиотеки (Москва). После внимательного изучения воинских трофеев на суперэкслибрисе он пришел к выводу, что изображенные среди них предметы (патронная сумка лядунка, офицерский нагрудный знак (гривна), штыки) указывают на то, что обладатель книжного знака служил в гренадерах, а потом уже выявил единственного «Н. Сумарокова», служившего в XVIII столетии в гренадерском полку. Им оказался Николай Степанович Сумароков (1727 – 1811), участник Семилетней войны 1756-1763 гг. После войны, выйдя в отставку, он поселился в родовом имении Карцово Костромского уезда, где собрал значительную библиотеку и коллекцию картин. Он был женат на Меланье Ивановне, урожденной Олсуфьевой, от которой имел трои детей – Никиту, Варвару и Анну. Все собрание Николая Степановича было унаследовано его единственным сыном – Никитой Николаевичем, пережившим отца всего на год и, очевидно, погибшим во время Отечественной войны 1812 года. Как видно по надписям на наших книгах, Меланья Ивановна Сумарокова пережила и мужа, и сына и стала единственной владелицей «Медной Библии». Знала ли она немецкий язык, просто ли рассматривали иллюстрации в занимательной книжке, вряд ли теперь можно узнать. Одно остается несомненным: книги из дворянской русской библиотеки второй половины XVIII века прекрасно сохранились, благополучно пережили прогрессивный XIX век и все катаклизмы века XX-го и, я очень на это надеюсь, скоро встретят свое трехсотлетие, продолжая восхищать нас и наших читателей.