28 января на сцене Театра драмы «Творческая мастерская» прошла премьера спектакля «Каин» (16+), поставленная по пьесе Байрона.

Текст: Мария Шамраева, фото: М.Никитин

Режиссер спектакля Владимир Чухланцев поместил героев «Каина» в безжизненное постапокалиптическое пространство. Художник Елизавета Мирошникова нашла средства для выражения этой идеи. Актеры разыграют спектакль, в котором поставлено очень много вопросов.

«АркА» поговорила с Владимиром Чухланцевым о том, какие темы ему интересны и почему он взялся за пьесу, которую в театре ставят очень нечасто.

- Как вы решились поставить поэтическую мистерию Джорджа Гордона Байрона, написанную в 1821 году и переведенную Иваном Буниным в 1903 году?

- На пьесу «Каин» я наткнулся около года назад, она была в учебной программе студентов, у которых я преподаю. С первых строк я в нее упал. Этот материал начинается с острого конфликта. Все выступают заодно, а один идет против всех. Текст кажется архаичным, но темы - сегодняшние.

Иногда кажется, что в мире, который тебя окружает, существовать невозможно. Если мир задуман гармоничным, то почему он сотворен со всеми этими проблемами? От маленьких (бутерброд упал не той стороной) до глобальных, когда люди позволяют себе применять ядерное оружие? Мир несовершенен. Чтобы справиться с ощущением этого несовершенства, люди обращаются к психологам, выбирают алкоголь или разные вещества, часто сбегают от этого мира. А если не закрывать глаза на то, что происходит вокруг? Этим вопросом задается Каин с первых минут спектакля. Это архаичная история, но мы знаем про себя сегодняшних. Нам тоже сложно существовать и кто в этом виноват? Бог, который сотворил мир? Кто искушает нас? Кто несет ответственность за этот мир? Человек. Каин убил Авеля, это был его выбор. Как в этом мире не расчеловечиться, если вокруг тебя гады? Тоже быть гадом? Наверное, это не вариант.

Каин хотел хорошего. Он хотел спасти мир от этой несправедливости, от мерзости и прогнившего королевства. Неправильно, что мы стали смертны. Мы должны жить вечно, считает Каин. Почему моя жена Ада рожает в муках? Почему идут войны и люди умирают от рака, перевожу я все на язык сегодняшнего дня. Где герой свернул не туда в поисках хорошего? И что мне делать с этим?

- У вас очень много вопросов. Вы сможете их разрешить в спектакле?

- Наше дело – задать вопрос.

- Почему вы не взяли «Гамлета»?

- Я уже делал «Гамлета». Мы немного сократили пьесу «Каин», в которой много теологических споров, подходящих для вдумчивого чтения. Мы сокращали, потому что не все можно было перевести в действие. Байрон писал для своего времени, использовал много повторов. Первый акт у нас идет 40 минут, второй – 50.

- Действия в пьесе, и правда, мало.

- Не согласен. Есть часть – идеологические споры, а есть часть, которую мы понимаем как сюжет. Сюжетная составляющая начинает разворачиваться после того, как Каин вернулся из путешествия с Люцифером. Там начинается чистый сюжет: пришел, накричал на Аду, накричал на ребенка, рассорился с семьей, убил Авеля и дальше. До этого – одни споры. Но это самая интересная часть.

- Все ли герои пьесы Байрона остаются в вашем спектакле?

- У нас не будет Селлы, жены Авеля. Но в пьесе есть персонаж, который ломает действие. Это Ада. Там вообще три главных действующих лица: Каин, Люцифер и Ада. Люцифер и Ада борются за душу Каина. Адам – безвольный персонаж. Он боится, поэтому сглаживает углы. Ева – бунтарка, но она прячет это. Авель – это просто послушный кроткий ребенок. И только Ада – человек, любящий сознательно. Только она и противостоит Люциферу. Она и заканчивает пьесу. Отец, Адам, говорит Каину: «Уйди отсюда, мы жить не сможем вместе». Мать, Ева, проклинает его во всех родах. Ада – тот самый ответ на многие вопросы. Это как в песне Цоя: «Смерть стоит того, чтобы жить, а любовь стоит того, чтобы ждать». Ада делает выбор и побеждает, когда говорит, что готова делить скитания с Авелем. Да, мир хреновый, но я не перестану любить.

В конце пьесы они начинают новую жизнь. Каин уходит с Адой. Любовь побеждает. Потому что только любовь может победить Люцифера. Он все может, но лишен самого главного, это есть в пьесе, просто мы не сразу это понимаем. Люцифер не способен любить. А он, может, больше всего на свете хотел бы любить и быть любимым. В первой сцене во время молитвы Ада говорит Богу спасибо за то, что он создал день и ночь, воду и небо, огонь, но больше всего - за то, что он дозволил людям любить. «Позволь же мне любить его всегда», - говорит она о Каине.

- Вы приближаете действие к современности?

- Приближаем, поэтому оформление в спектакле в духе постапокалипсиса. Мы ухватились за то, что Люцифер показывает Каину некие прежние миры. Бесконечная борьба добра и зла раз за разом создает и разрушает миры, поэтому наша декорация - это такое песчаное пространство с обломком каменной стены, ржавыми бочками, завязшим в песке автомобилем, старыми покрышками и прочим. Мы нашли такой образ мира, который когда-то был разрушен в результате катастрофы и создается заново на наших глазах. Наши герои не знают, что это за бочка, поэтому они ее используют как стол. Покрышки - стулья. Что это за надпись там на бочке, они не знают - они просто оказались там, в таких предлагаемых обстоятельствах. Доподлинно об этом знаем только мы и Люцифер.

- Расскажите про художника и художественное решение спектакля подробнее!

- Художник спектакля - Лиза Мирошникова. Мы работали сообща: я предлагал вариант, она его развивала, потом она предлагала какие-то варианты. Не все удалось реализовать, хочется большего, но есть технические ограничения. Да, на этой сцене в «ТМ» интересно работать, но сложно, она нестандартная. Мы с художником быстро друг друга поняли и сильно не спорили друг с другом. Мне было приятно с ней работать, я восхищался ее мужеством в постоянной работе с монтировщиками, завхозом, малярами и так далее.

Все герои одеты в что-то среднее между древнегреческой тогой и современным костюмом. Это современный крой, но широкие штаны, плащи, сандалии напоминает стилистику одежды древних греков. И только Люцифер у нас меняет аж три костюма за спектакль, и он одет всегда не по моде. Время движется вперед, а Люцифер одевается так, как будто он откатывается назад. Сначала мы его встречаем в современной одежде, во второй части он появляется в строгом костюме-двойке с галстуком и только в третьей части он выглядит примерно как Воланд - в красивом черном костюме с красным платком и с тростью.

- Вам 24 годы, но вы уже поставили 10 спектаклей. Какие пьесы вам нравятся?

- Я поставил спектакли по пьесам «Саня, Ваня с ними Римас», «Бедный Марат», «Поминальная молитва». Первые две пьесы мы выбирали с артистами. После «Поминальной молитвы» я начал понимать, что мне интересны поэтические пьесы и поставил «Гамлета», «Маленькие трагедии», «Войцека». В этом же ряду «Каин». Это спектакли-притчи, их герои – бунтари, они общаются не бытовым языком. Думаю, сейчас я уже не буду брать пьесы Арбузова, мне интереснее работать со стихом.

- Я знаю, что еще до поступления в Театральную академию вы создали два театра. Как это вышло?

- Это любительские театры, они до сих пор существуют. В 15 лет мне хотелось ставить спектакли и вообще жизнь свою связать с театром. У нас был частный дом в селе Сигаево, это в Удмуртии. Дом был старым - с высокими порогами, маленькой дверью, между кухней и большой комнатой висели красные занавески. Я там что-то открывал, переставлял фигурки, придумывал свет к своему спектаклю. Первым моим спектаклем была «Золушка». Потом я ходил в театральный кружок, но мне все время хотелось что-то делать самому. Потом я ходил в профессиональный театр, занимался там в студии, играл там во вспомогательном составе какие-то спектакли. Но больше всего мне хотелось создать свой театр, поэтому я в школе набрал людей, договорился со школой искусств в Сарапуле, нам дали помещение, и мы открыли молодежный театр. Сейчас он переехал в другое место. Потом я поступил в Удмуртский республиканский колледж культуры в Сарапуле. Первый спектакль там мы сочинили сами. Я начал с простой истории про любовь, потом был спектакль по Чехову, потом мы стали ставить абсурдистские пьесы, ничего в них не понимая совершенно. Копировали Юрия Бутусова несчастного.

- Родители не были против?

- Мама мне говорила: «Вот, целыми днями и ночами ты в своем театре». А я отвечал: «Мама, зато мы не лазаем по заборам, не пьем алкоголь. Мы собираемся и делаем спектакли». Мы разбирали тексты, которые для 15-летнего подростка слишком сложны. Сейчас я, конечно, сделал бы по-другому.

- Вам нравится режиссер Юрий Бутусов?

- Бутусов мне, наверное, меньше нравится, чем Дмитрий Крымов. Думаю, что «Каин» не будет похож ни на того, ни на другого. А вот «Маленькие трагедии» - это абсолютно такой «крымовский» спектакль. Некоторые зрители ругали нас страшно: вы Пушкина сделали смешным! Но чем смешнее, тем трагичнее на самом деле выходило. В Ижевске я поступил в колледж культуры и искусств и сделал еще один театр. Меня вызвали на педсовет: «Вы ставите спектакль? Как вы смеете?» Так я же учусь на режиссера! Мне уже было 18 лет, и я уже не мог не ставить спектакли. А еще я на выходных ездил в Сарапул, чтобы и там продолжать репетировать. Я считаю, что это был хороший опыт.

- Как вы попали в Театральную академию на курс Геннадия Тростянецкого?

- После колледжа в Ижевске я решил получить высшее образование. Поступить в ГИТИС не удалось. РГИСИ я ни разу не видел, но мне каждую ночь снились почему-то мраморная лестница, ковер и какой-то подвал. Когда я первый раз приехал на Моховую, то увидел мраморную лестницу и ковер. А наша мастерская была в подвале. Вот, значит, куда меня несло и, к большому счастью, принесло!

- Где вы еще ставили спектакли?

- Я ставил в Саратовском ТЮЗе один раз и ставил в Саратовском театральном институте. Базового театра у меня нет, приглашают ставить в разные театры, но в большинстве случаев я набиваюсь сам. Сейчас я езжу по разным городам, встречаюсь с разными людьми. В Иваново одни люди, в Саратове - другие. Я ощутил разницу между Петрозаводском и Саратовом. Тут северные люди, а там - южные. Там летом было +35, кипарисы растут, все ходят в шортах и все на расслабоне таком. Здесь люди какие-то другие совсем, гораздо строже. Я думал, что строгий север - это стереотип какой-то, но здесь у меня сложилось впечатление, что люди мыслят по-другому, они более закрытые. Сейчас я поеду в Могилев, и там снова нужно будет искать свой подход к артистам.