В проекте «Накануне» театральный критик Наталия Крылова продолжает рассказывать о своих театральных впечатлениях.

У спектакля «Гипербореец» две премьеры: первый показ состоялся в конце сезона 2022/2023 годов, своё окончательное воплощение на карельском языке постановка получила в сезоне 2023/2024 годов. Спектакль за это время прошёл большой путь: одни роли развились, другие редуцировались. Каждая постановка – живая система, зависящая от многих факторов, и это естественный процесс.

«Калевала» в свёрнутом виде несёт многовековую мудрость. Выбрав один мотив эпической поэмы Элиаса Лённрота, драматург Анастасия Букреева творчески переработала его, сделала актуальным, живым и «пригодным к употреблению» нынешним поколением. Сценическая версия спектакля создавалась режиссёром Егором Чернышовым совместно с Анастасией Букреевой под конкретных актёров, и этот подход в постановке работает.

В спектакле «Гиперборец» ритмически сосуществуют миф и история, архаика и современность. Композитор Сергей Ушаков, музыкальный руководитель Ксения Коган и хореограф Мариам Нагайчук ткут из музыки, вокала и пластики полотно спектакля, на котором узорами проступают судьбы героев. Хор создаёт эпический фон, персонажи общаются точными выверенными фразами: в диалогах героев практически нет лишних слов. Некоторые реплики – как в рунах! – словно заточены стать афоризмами для лучшего запоминания. Спектакль задаёт вопросы, учит зрителей думать и чувствовать, то есть играет ту же роль, что и эпос для наших предков.

Действие спектакля происходит в темноте: солнца нет уже три года. Чтобы найти дорогу к дому, сыграть в кюккя, узнать друг друга, жители Калевы должны постоянно носить с собой факелы. Отсюда логично использование светодиодных шестов, которые становятся монадами вещественного мира эпоса. Светящаяся палка – аналог слова руны, универсальная и функциональная единица сценического пространства, созданного художником Светланой Тужиковой. Слово живёт, пока оно звучит. Свет живёт, пока он виден. Декорации есть, и в то же время их нет. Пустое трагическое пространство готово поглотить мир спектакля, но места действия вновь и вновь вышиваются световыми шестами на чёрном фоне: появляются с помощью хора из темноты и исчезают в ней по мановению демиурга. Визуально ничего другого в этом мире нет: только свет и тьма. И человек между ними. Весёлый Лемминкяйнен.

В эпической поэме Элиаса Лённрота Лемминкяйнен – резвый плясун, мощный певун и колдун, беспечный бахвал и удалой забияка, равно готовый к битве и любви. Викинг, которому ценно лишь то, что досталось с бою, и только пока не появилась новая цель. Горе для матери, скверный муж для жены. Даже хозяйка Похъёлы, подначивая героя отправиться за лосем Хийси, говорит:

«Никогда я дочь не выдам
За пустого человека,
За ничтожного героя».

Руны – устный жанр, и постоянный мнемонический эпитет «весёлый» той же природы, что «быстроногость» не выходящего из палатки Ахилла. Вяйнемёйнен – «старый мудрый», Илмаринен – «вековечный кователь», а Лемминкяйнен – всегда «весёлый». В эпосе его «весёлость» – лихость сродни ярости берсерка.

Персонажи спектакля «Гипербореец» не просто живут в пространстве рун, они уже читали «Калевалу» и главного героя называют «весёлым» иронично, даже почти издевательски. Ахти Глеба Германова раз за разом от этого качества открещивается: его герой слишком много думал и далеко ушёл от первобытной бесшабашности эпического Леммикяйнена. Драматургом и режиссёром Ахти переосмыслен как культурный герой, взыскующий не хаоса, но космоса: он сведущ в астрономии, знает или догадывается, что Луна отражает солнечный свет и понимает, что и само солнце где-то недалеко. Благодаря аллюзиям мифологическое поле постановки расширяется: в Гиперборее проводит зимы Аполлон, «значит нам туда дорога».

Жанр спектакля – роад-муви. Со времён всё видавшего Гильгамеша, образ которого проступает за образом Леммминкяйнена-гиперборейца, это древнейший жанр ищущего ответы и посягнувшего пересечь границы своего мира героя. Героя-трикстера, который проверяет реальность на прочность всеми доступными ему способами. Самыми доступными для «весельчака» оказываются женщины, особенно в темноте. Как и герой эпоса. этот Ахти тоже падок на женщин. Они для него – доказательство того, что он существует, что он всё ещё живой. Даже оказавшись в сумрачной Сариоле, Лемминкяйнен-Германов готов соблазнить слепую Ловиатар – дочь Туони (Ронья Киннунен).

В решении драматурга и режиссёра в островитянине Ахти заключена энергия, ищущая выхода, ему надо знать, видеть, понимать больше, чем остальным. И это роднит его с другим островитянином – царём Итаки Одиссеем, в жилах которого тоже течёт божественный ихор. Вытолкнутый из кокона своего мира в поисках света, смысла и самого себя, Сын Лемпи учится делать выбор и ценить простые вещи: имя, дружбу, любовь и жизнь. Два Леммикяйнена – Дмитрий Иванов и Глеб Германов – разные. Иванов тяжелее и проще, его дорога – тракт открывающего глаза «кузьмича», потому и самодвижение его персонажа дальше. Германов – тоньше, интеллигентнее, психологичнее, к нему легче эмоционально подключиться зрителям. Оба Ахти проходят свой путь и возвращаются к себе.

Не только Лемминкяйнен, но почти каждый персонаж живёт на сцене свою жизнь, идя к свету и шаг за шагом воплощаясь в самого себя. В одной из первых сцен Попутчик (Никита Анисимов) говорит Лемминвяйнену: «Лоухи – разная». Но в спектакле «разные» все: даже второстепенные персонажи «Калевалы» успевают открыться с неожиданных сторон: практически каждый удивляет и обнадёживает способностью к изменениям. Как и главные герои, они идут от тьмы к свету, по пути меняясь и что-то понимая про себя и про других. В темноте-то почти ничего не разглядишь: только злоба, агрессия, факелы и пылающие избы. Когда морок спадёт, и калевальцы, хлопая отвыкшими от света глазами, посмотрят окрест, у них появится шанс, наконец, увидеть друг друга.

Лемминкяйнен-Германов – сын Лемпи, но не столько сын похоти, сколько сын желания: безусловно любимый и всегда желанный ребёнок терпеливой и мудрой матери (Ольга Портретова). В первой сцене спектакля Ахти вновь и вновь разбегается и прыгает, пытаясь достать Луну с неба. А потом и мать идёт по сыновней лунной дорожке… И зрители замирают в ожидании: прыгнет она, как сын, или нет? Портретова и Германов играют тёплые, живые и полные взаимного интереса семейные отношения: понимают друг друга с полуслова, наслаждаются диалогом, смеются и молчат об одном и том же. В отличие от эпической, эта мать не отговаривает сына от опасного похода, а безмолвно поддерживает его, как всегда и во всём. Ахти для неё не горе, а бесконечное счастье.

Как у Гильгамеша есть равный ему по силе Энкиду, так и у Леммнкяйнена есть alter ego – верный спутник, всегда готовый разделить с другом тяготы любого похода. В поэме Лённрота Кура – парень из многодетной семьи, который бросается за позвавшим его Лемминкяйненом почти с собственной свадьбы, оставив жену полуневестой-полувдовой:

Тиэра тот лежал на печке,
На краю лежал тот Кура;
На печи обул он ногу,
На скамье обул другую,
На дворе надел он пояс,
У калитки застегнулся,
И копье схватил потом он.

В спектакле Кура (Вячеслав Поляков) бежит в лес за Ахти, который его не зовёт. Выросший в лоне «Калевалы» с детства, Поляков играет своего Куру преданным и честным, как в эпосе. Драматург и режиссёр дали простому парню недюжинный интеллект, сделали его остроумным и осторожным – в отличие от увлекающегося Ахти. В спектакле Кура сразу и резонёр, и комический персонаж: в каждой сложной ситуации у него наготове статистическая подборка, из которой ясно, почему не стоит этого делать. И сразу после очередной такой выкладки Кура с головой ныряет в очередную опасную авантюру вслед за Лемминкяйненом. Актёр играет своего персонажа живым, тёплым и понятным зрителям.

О жене Куры (Лада Карпова) зрители узнают немало нелицеприятного, ещё не видя её. Но предстаёт жена Куры уже другой. У Локки-Карповой всего две сцены. Первая, когда они стирают вместе с матерью Ахти и потом вместе воют на луну. Жёсткая и готовая к самобичеванию Локка начинает меняться прямо в процессе разговора с мудрой героиней Портретовой. Во второй сцене она приходит к мужу – буквально выходит из мрака к горящим кострам – уже готовой помогать Куре рассеивать тьму. Её сценическая история развития персонажа – осознания человеческого в человеке – одна из самых оптимистичных в спектакле. Как и Кура с Ахти, она учится ценить то, что имеет. Любовная линия спектакля построена не на страсти, а на понимании, уважении и сострадании.

К Ахти и Куре в их походе присоединяется третий лишний, носящий в программке имя Попутчик, кем бы он ни был. В первом показе в конце сезона 2022/2023 годов Никита Анисимов играл инфернального персонажа: он был спокоен, суров, не хлопотал лицом, говорил полным насыщенным голосом. Актёр был необычен и нов в своей простоте. Он не пугал, но было страшно. Вероятно, в дальнейшем режиссёр отдал роль актёру на откуп, и от рисунка грозного божества Укко ничего не осталось. Теперь героев сопровождает кривляющийся и пищащий Туонен пойка: он пугает, но не страшно.

Недолюбленную родителями сестру Лемминкяйнена играет Людмила Исакова. Похоже, Лемпи ушёл искать панацею от мора как раз перед её рождением, поскольку о её существовании не знает. Папа не рассказывал ей сказки, мама не пела колыбельные, брат не обращал внимания. Было ли так или только казалось обиженной на судьбу девушке – уже неважно: в толще воды света не разглядишь. Встреча с братом на брегах Маналы лишена эпического объёма и условности и становится бытовой семейной ссорой, где два похожих человека кричат друг на друга, и ни один не готов уступить. Они не понимали друг друга раньше, не поняли и теперь. И Ахти-Германов опять не смог её удержать: рыбкой выскользнула Айникки-Исакова и исчезла.

Природа гиперборейца Лемминкяйнена – нарушать все и всяческие правила. Даже получив в руки лук, которым он должен, как когда-то отец, убить своего друга, Ахти осмеливается направить стрелу в Попутчика и …оказывается в Манале. Но как трикстер он выберется и оттуда. В Манале он встречает ещё одного похожего на себя человека – отца (Сергей Лавренов), под сенью подвигов которого прошло его детство. Настоящие или мнимые подвиги – не имеет значения: руны обладают такой магией, что всё, что в них поётся, становится правдой. Отец-Лавренов – сильный, спокойный, рассудительный. Когда-то убивший человека – лучшего друга – ради благой цели, Лемпи получил тёмную вечность на обдумывание своей жизни. Рассеять мрак Маналы невозможно, герой Лавренова и не пытается, но всегда носит с собой переносную туристическую горелку, на которой и греет сыну чай. Словно Диоген с фонарём, ищущий человека в самом себе. И нашедший.

Почти в каждой сценической истории про Лемминкяйнена кульминационной мизансценой становится плач матери о сыне. Но Лемминкяйнен-Германов – ребёнок из полной семьи, и возвращают его из вод Маналы в мир живых не только мать-Портретова, но и отец-Лавренов. Мать детально помнит сына, собирает его в пространстве памяти и зовёт своей колыбельной, а отец делает то, что и должен сделать любой отец: вправляет непутёвому сыну мозги, помогает опереться на свой опыт и выталкивает на поверхность. И хотя в постановке действенной кульминацией становится сцена с отцом-Лавреновым, но «плач» матери-Портретовой о многоликости и человечности Ахти можно считать лирической кульминацией спектакля. Зрители не видят героя с тех пор, как тот попал в Маналу, и нанизывание матерью многообразных качеств любимого сына накапливает критическую массу и запускает процесс пересмотра дела Ахти, воссоздаёт его к жизни. В пространстве рун живое слово обладает магической силой:

Слов других храню немало
И познаний, мне известных:
Я нарвал их на тропинке,
Их на вереске сломал я,
Их с кусточков отломил я,
Их набрал себе на ветках,
Их собрал себе я в травах,
Их я поднял на дороге…

Монолог матери-Портретовой становится пламенной речью адвоката, который непоколебимой уверенностью и сдержанной страстностью защиты переубеждает даже своевольного прокурора-Попутчика.

В возвращение Ахти вносит свою лепту и верный друг Кура: он складывает и жжёт костры, чтобы тот смог найти дорогу в темноте. Но вот Кура-Поляков выходит на авансцену, заслоняет глаза рукой и щурится – и зрители понимают, что солнце взошло. Скоро придёт и Лемминкяйнен. И он приходит – простой, обычный, не гипербореец, а человек. Один из нас. И впервые обнимает Куру. И вместе с ним строит защиту – светоч-маяк, чтобы калевальцы помнили о годах тьмы и не забывали о свете. И они будут помнить, потому что в сценическом пространстве есть хор, который связывает героев с памятью, с историей, с судьбой, с эпосом. В конце спектакля оба героя путешествия к самим себе говорят: «Руны не врут», «Руны никогда не врут». И эта финальная фраза соединяет прошлое, настоящее и будущее. Поскольку у них появилось будущее.

В начале постановки Ахти-Германов пытался достать с неба луну и стать героем. Он или не он возвращает солнце – не так важно. Лемминкяйнена будут считать героем и слагать о нём руны, но сам Ахти нашёл свет истины: «природе не нужны наши подвиги», важнее быть и оставаться человеком. В спектакле «Гипербореец» – не застывший герой эпоса, а наш современник, который задаётся теми же вопросами, что и сидящие в зале люди. Миф был для наших предков живым и актуальным и помогал им совместно переосмыслять мир. Для нас эту роль играет театр.