Шестнадцать холстов на мольбертах стоят полукругом на небольшой сцене. Зрители их рассматривают: ультраяркие цвета, причудливые формы, картинки-загадки с небывалыми персонажами. Актриса и художница Анастасия Айтман стоит неподалеку и наблюдает, как зрители реагируют на ее произведения.

Вернее всего при упоминании Фриды Кало ждать ее картин, но здесь это не столь необходимо - многие и так знают эти произведения. Нам важнее услышать голос, доносящийся из дневников художницы, а еще голос актрисы, которая не сопоставляет себя с Фридой, не перевоплощается в нее, нет. Актриса играет с образом, преломляет через себя описанные чувства, отражая их на зрителя.

Спектакль, задуманный и созданный Ксенией Коган, актрисой Национального театра Карелии, получился полифоничным, хотя играет в нем одна исполнительница – Анастасия Айтман (также актриса Национального театра).

 Забравшись на высокий трон-мольберт в центре сцены, актриса сидит, закинув ногу на ногу, и горделиво смотрит в зал. Она произносит известные фразы Фриды, чередуя их с личными мыслями, которые являются логичным продолжением рефлексии о творчестве, жизни. Разделяет речи легкий жест, который делает актриса – быстро проводя ладонью по бровям и откидывая эту же ладонь наверх. Емкое лаконичное движение, как бы внешняя характеристика мексиканской художницы. Внешность актрисы далека от Кало, но ее и не старались передать настолько точно, тем более что спектакль — это как бы репетиция, разные ее этапы.

Закончив восседать на троне, исполнительница погружается в текст снова и спокойно с листа вторит своему же голосу, доносящемуся из колонок. Многие изречения Фриды на слуху: про две главные аварии в ее жизни, про то, что в боли обнаруживается истина. Красивые растиражированные фразы Фриды Кало, но что за ними стоит? Художница создала себя, придумала: стиль, подачу, манеру поведения и биографию. Есть Фрида - художница, культурный феномен, а есть Фрида - женщина, страдающая и одинокая, зависимая от своего мужа Диего Риверы. Двойственность Фриды выражена через форму подачи материала – актриса играет с образом Кало и смотрит на нее со стороны, пытается пристроиться. Она постепенно убирает картины с мольбертов и ставит на них холсты с короткими выдержками из фраз, своеобразными мантрами – «быть стойкой», «не бойся быть не как все», «преобразуй боль в творчество» и другими. Актриса встает у каждого холста, пробует найти подходящую статуарную позу, то вскинув руку наверх, то выставляя вперед ногу. Проговаривает фразы быстро, дробно, намеренно с нарушением логики, темп подгоняет музыка (сочинённая Ксенией Коган), похожая на современные поп песни. Кроме репетиционного процесса, через этот прием вскрывается современная жажда мотивации извне и способность ее воспринимать только в сжатом и ускоренном темпе. Цитаты в урезанном виде действительно похожи на мантры, но стоит ли ими увлекаться? Репетиция идет дальше.

После «застольного» этапа начинается попытка внешне примерить образ. Актриса обвязывается длинной яркой тканью, образующей юбку со шлейфом, надевает ярко-красные туфли и снова взбирается на трон. Она рассказывает биографию от имени Фриды – громко, гордо, вызывающе, но этому голосу доверять нельзя. Ему противостоит другой – самой актрисы, вещающей действительные факты из жизни художницы, а не те, что она выдумала: родилась не в год революции, а раньше, да и подруга детства была только воображаемая. Выдумка, напускная уверенность – защита от опасной обыденности, уравнивающей всех в единую массу.

  Фрида Кало изначально была иной, она сама забралась на художественный трон, который стал ее опорой, конструктом, закрепившим в истории, не позволившим сравнить с другими. Жизнеописание происходит на перекличке двух голосов одной исполнительницы, вначале сообщающей тезис из сочиненной Фридой биографии, а затем реальный, без ретуши. Проговаривает настоящие факты актриса тихо, спокойно и даже с некоторой безнадежностью, ведь «сколько чулков не надевай, мальчишки все равно будут дразнить тебя: Фрида Кало - деревянная нога».

  Свершившиеся события не изменить, но их можно попробовать перекрасить, придать им блеска. Рассказ о роковой аварии театрален, он начинается у мольберта, а в финале истории актриса уже лежит под ним в неудобной картинной позе: одной ногой под мольбертом, другая закинута на него. Актриса лежит, рассказывая, практически рыча, о том, что год была прикована к постели, о многочисленных операциях, о том, как начала писать автопортреты. Тихий голос даст статистику: 32 операции за 29 лет, 28 корсетов, «не больна, а всего лишь разбита». Художница будет собирать себя снова, поможет ей в этом муж.

Актриса попробует представить и Диего Риверу, рассказывая о свадьбе «слона и голубки». Она надевает объемный мужской костюм (сама Фрида тоже любила так одеваться), убирает руки в карманы, встает вплотную к зрителю на авансцену. На репродукциях работ Кало Ривера - и создатель ее, и разрушитель.

После начинается процесс разбирания. Когда речь идет об изменах и поклонниках Фриды, актриса хаотично ходит по сцене, левая нога будто не слушается и начинает шаг раньше, холсты с лозунгами убираются, а «толпу» пустых, бездушных мольбертов актриса переносит на одну сторону. Образ сформирован и признан, публика наблюдают за героиней с определенного ракурса, который задала Фрида. Отдельным эпизодом разворачивается история про самого известного любовника – Троцкого.    Фрида говорит с напускной беззаботностью, что эта связь была многократно преувеличена, но голос вспоминает о его голубых глазах, о празднике «Дне мертвых», о жарких записочках. Все прерывается осознанием того, что именно Фрида подружилась с убийцей Троцкого, голос Фриды будет сопротивляться, громко возражать, а голос актрисы строго подведет итог: «Безумцы. Зачем мы привезли его в Мексику?».

Для финала актриса снимет яркие одежды, под ними окажется белый топ- корсет, белая юбка. Снова сев на трон-мольберт исполнительница будет схожа с портретом «Сломанная колонна».  Фрида ожидала своего выхода, а актриса начнет спешные приготовления, будто в помешательстве. Она выкладывает мольберты большим костром, заполняет пространство между ними шарами-арбузами, ведь это главное угощение на празднике мертвых, именно их Фрида напишет перед смертью. Рассказывать о кремации Кало, актриса будет лежа среди очага. Но с Фридой расстаться сложно, актриса вырвется оттуда и, послав воздушный поцелуй отображенному на проекции портрету «Сломанная колонна», яростно станцует на последней фиесте – перед картинами, перед лежащими мольбертами, не замечая зрителей.

Главный спектакль жизни Фрида играла для себя, да и дневник она ценила больше картин. Только к концу жизни она сама признала себя профессиональным художником (а Ривера примет это только после ее смерти), до последнего считая, что пишет маленькие женские картинки для мужа, своего главного ценителя. Противоречивая, яркая, вызывающая, Кало притягивает не столько экзотичностью биографии, сколько универсальностью душевных терзаний: сложность самоопределения, покинутость, измены, несбывшиеся надежды. Кончено, представленная история может быть особо актуальной для женщин, и не важно, где они живут: в Мехико или Петрозаводске.

Фрида Кало выразила свою боль в творчестве, в спектакле удалось услышать ее слова, картины были отброшены на задний план. Правда хотелось бы в финале их поставить обратно, на мольберты, чтобы осмотреть заново, ведь не случайно простроена линия, где актриса еще и художница. Это дает постановке особый нерв, поэтому возвращение всего на круги своя было бы логичным.

«Где выход?» - главный вопрос спектакля, рефрен, задающий цикличность действию. Ответ на него помещен в заглавие, написан на картине, и слово на афише – «там» не многозначительно, а определенно: там, за пределом. Выход оказывается там, а не здесь, не в настоящей жизни.